В политике бытует поговорка: «Никогда не упускай хороший кризис». В этом смысле, Россия упустила Сочи, возможно, потому что она не думает, что черкесский вопрос является кризисом.
Для черкесов, тех немногих, кто еще остался на родине, и тех, кто в диаспоре, Сочи – это кризис. Они его не упустили, но, наоборот, сплотились в грандиозное шоу этнического единства и обновленной идентичности. Они направили свои силы на то, чтобы их вопрос стал известен, и добились немалого уровня признания. Учитывая, что черкесы выражают протест против одной из великих «спортивных оргий» современности, удивительно, что они вообще получили огласку. Мне кажется, что частично некая связная идентичность сохранится и после Олимпиады Сочи, и что современные информационные технологии помогут им в формировании их идентичности и в формулировке целей их борьбы.
Что касается России, она обещает, что в церемонии открытия будут некоторые черкесские этнические компоненты, и один стадион носит убыхское название, «Фишт».
Сочи, однако, (само по себе название это – убыхское слово «море») предоставил России уникальный шанс вылечить некоторые начинающие гноиться раны, при том, что большая часть источников этих проблем находится за пределами непосредственного контроля России, поскольку они базируются в диаспоре. Разрешение этих вопросов помогло бы стабилизации Северо-Западного Кавказа, превратив регион, вместо продолжающегося погружения в хаос, в зону стабильности.
У меня нет желания упростить такую сложную область, как Кавказ, но Россия могла бы извлечь колоссальную политическую выгоду из нескольких простых действий.
Во-первых, она могла бы признать трагическую историю черкесов и убыхов, сосредоточенную вокруг Сочи. Это признание могло бы быть усилено торжественной церемонией, проведенной во время олимпийских игр, и кампаниями, направленными на пробуждение гражданской сознательности.
Во-вторых, она могла бы предложить определенную помощь черкесам, оказавшимся в ловушке Сирийской гражданской войны, если не посредством прямой репатриации на историческую Родину, то либо при помощи репатриации в Абхазию, или путем предоставления финансовой помощи беженцам в Турции и Иордании.
В-третьих, она могла бы улучшить социально-политическое положение черкесов, проживающих на территории России, путем отказа от политики, направленной на раскол черкесов – присвоения им нескольких различных этнонимов – и путем объединения их республик, следуя линии, очерченной ее же собственной Академией наук.
Наконец, возможно, самый инновационный путь. Россия могла бы связать конфедеративным путем новую черкесскую «зону» с суверенным государством (в таком качестве Россия рассматривает его) Абхазия, и сформировать единую культурную территорию, расположенную в пределах обеих государств – России и Абхазии, придав ей новую политическую форму.
Результаты следования даже первой из этих рекомендаций, скорее всего, дали бы тектонический и благоприятный сдвиг, изменили бы восприятие России черкесами. А это могло бы обеспечить ей лояльность черкесского мира – группы, одной из основных ценностей культуры, которой является лояльность.
Вместо этого, были сделаны лишь незначительные уступки, осталась неизменной и общая атмосфера репрессий. Эти гнойные раны на границах России будут продолжать гнить. Россия упустила хороший, возможно, уникальный кризис.
Джон Коларуссо (John Colarusso), доктор философии, профессор антропологии, лингвистики и языкознания. Бывший советник администрации президента США Клинтона по вопросам Кавказа (Канада).
Из серии интервью Авраама Шмулевича: «Черкесский вопрос»: Итоги года. Часть Вторая
apn.ru